- А отец ребенка знает об этом?
Горничная отчаянно замотала головой. Всхлипнула, закрыла лицо руками.
- Так, - сказала принцесса и села на свое место. Невольно положила руку на живот, в котором, как метко заметила Фирона, теперь билось второе сердце.
- Вы меня выгоните? – сдавленно спросила Катарина. – Теперь выгоните?
- Пресвятые тапочки! - воскликнула Бруни. - Я хочу, чтобы мои люди доверяли мне, и мне казалось, ты – мой человек в этом дворце, Катарина! Неужели ты думала обо мне так плохо, что попыталась скрыть беременность? Почему? Разве я когда-нибудь обижала тебя, относилась не по справедливости?
Катарина, всегда спокойная, энергичная, с улыбкой на губах Катарина, мгновение смотрела на нее в величайшем волнении, а затем неожиданно разрыдалась.
- Расскажи мне все! – приказала Бруни голосом, каким обычно велела Виеленне убрать грязную посуду со столов, если та запаздывала.
И зашуршала бумагами, пытаясь вчитаться в смысл и давая девушке успокоиться. Мансарда в «Старом друге», превращенная в галерею для картин мастера Вистуна была закончена: потолок и стены покрашены, пол настелен. Краску для стен подбирал сам Висту – бежевую, теплого оттенка. Доски для пола положили цвета старого янтаря. Помещение под новой крышей, в которое превратилась когда-то тесная каморка старого Григо Турмалина, нынче задышало простором и светом, а сам художник уже начал разбирать кладовые, выбирая работы для выставки.
В кабинет заглянул Григо, мгновенно оценил обстановку, кивнул поднявшей на него глаза Бруни, мол, будьте спокойны, никого чужого не пущу, а новостей пока нет! И скрылся.
Катарина постепенно успокоилась. Деликатно высморкалась в платочек, извлеченный из кармана, и начала рассказывать.
Отцом ребенка был один из королевских конюших, парень видный и наглый. По нему сохла не одна служанка, да и фрейлины не гнушались захаживать к красавчику, чтобы пожаловаться на аппетит любимых кобыл. Избалованный всеобщим вниманием, он менял любовниц как упряжь на лошадках – по три раза на дню. Катарина, хоть и была девушкой разумной, тоже попалась на его крючок. Он обхаживал ее несколько дней, лаская все откровеннее. А ласкать парень умел! В конце концов, горничная позволила увлечь себя на сеновал, где окончательно потеряла голову, понадеявшись на то, что все обойдется. Не обошлось.
Катарина Солей любила свою работу. Ей нравилось ухаживать за изысканными нарядами принцессы, управлять младшими горничными и добиваться от них безукоризненно выполненной уборки хозяйских покоев. Нравился запах свежевыстиранного белья и полотенец, глянец тщательно натертых полов из драгоценных пород дерева, отсутствие пылинок на абажурах ламп, блеск отчищенной бронзы и серебра. Здесь, во дворце, она чувствовала себя на своем месте, а новая хозяйка, Ее Высочество Брунгильда, вызывала уважение, симпатию и восхищение случившимся чудом, которому Катарина была свидетелем. Ведь не каждый день простые трактирщицы выходят замуж за наследных принцев! Однако ее собственная судьба, судьба девушки, нагулявшей ребенка, отныне была не завидна. За короткое блаженство приходилось расплачиваться жизнью, полной разочарований. Если только не…
- Я почти скопила нужную сумму, - говорила бледная как смерть Солей, - еще немного, и я смогу заплатить знахарке! И тогда все пойдет по-прежнему! Уверяю вас, Ваше Высочество, такого больше не повторится! Простите меня!
Бруни смотрела на нее с недоумением, граничащим с ужасом. Всякое в жизни бывало, о разном слышала, в том числе и о том, о чем кумушки у нее в трактире шептали друг другу под кружку пива – как избавиться от плода свободной любви без вреда для здоровья, к кому из городских ведьм обратиться, чтобы взяла недорого и не навредила. Но одно дело слышать сторонние разговоры, и совсем другое ощущать внутри себя то, от чего избавиться никак невозможно!
Солей замолчала, не отводя взгляда. Бледная, губы сурово сжаты. Решение приняла, и не по сердцу ей оно, решение это, но от своего не отступит!
- Индари вразуми тебя, Катарина! - тихо сказала принцесса. – Что бы ты себе не надумала, я тебя не прогоню… и от ребенка избавиться не позволю!
Горничная молча смотрела на нее. Лишь спустя несколько мгновений нервно стерла слезы с щек тыльной стороной ладони и одними губами переспросила:
- Что?
- Доносишь, родишь и воспитаешь! – Бруни для верности стукнула крепкой ладошкой по столешнице и вдруг вспомнила, что и матушка ее, Хлоя, делала так же, когда сердилась. На сердце стало тепло. – Будет расти с моим и Ванилькиным – все веселее в компании!
Лицо Катарины светлело на глазах, будто восходящее солнце касалось его своими лучами, выжигая волнение, страх и отчаяние. Встав, Солей поклонилась в пояс, по-деревенски.
- Благодарю, Ваше Высочество! Моя жизнь принадлежит вам!
Принцесса внимательно ее оглядела – готова ли горничная выйти, не давая повода для сплетен из-за заплаканного лица?
- Иди, Катарина, и, пожалуста, принеси мне поесть, я проголодалась!
Та запоздало всхлипнула и заулыбалась:
- Сию минуту, Ваше Высочество!
Упорхнула мимо вошедшего Григо, проводившего ее восхищенным взглядом.
- Счастье делает дурнушку – хорошенькой, а хорошенькую – красавицей, - заметил секретарь. – Ваше Высочество, вы поступили верно!
Бруни задумчиво поводила кончиком пера по щеке.
- Знаешь, Григо, когда в моей жизни не стало Ральфа, я поняла одну простую истину: мужчины приходят и уходят, а дети – остаются. К сожалению, дети у нас с ним не случились!